Форма проведения: литературная гостиная.

Оборудование:

проектор, презентация по биографии М.Цветаевой;
аудиозапись: Бетховен соната № 14; вальс Шопена; “Аве Мария”,
портреты Марины Цветаевой разных лет,
кисть рябины, на журнальном столике свеча.

Цели и задачи:

способствовать закреплению программного материала по жизни и творчеству М.Цветаевой, содействовать углублению и расширению знаний учащихся по творчеству поэта;
способствовать осуществлению нравственного, патриотического, эстетического воспитания школьников;
содействовать активизации познавательной и мыслительной деятельности учащихся;
содействовать развитию творческих способностей учащихся, навыков актерского мастерства;
содействовать удовлетворению интересов, способностей учащихся;
воспитание толерантности, коммуникативной культуры школьников.

Ход мероприятия

На сцене 4 ведущих, журнальный столик, за которым сидит девушка, исполняющая роль М. Цветаевой.

Рассказ ведущих о жизни и творчестве поэта сопровождается чтением стихотворений определенного творческого периода.

В сценарий включена инсценировка встречи Волошина и Цветаевой.

Чтение писем М.Цветаевой и С.Эфрона.

Ведущий 1: В один из московских осенних дней 1910 года из Трехпрудного переулка, что близ Патриарших прудов, вышла невысокая круглолицая гимназистка, пересекла у Никитских ворот Тверской бульвар и направилась в Леонтьевский переулок, где помещалась типография А.И.Мамонтова. В руках у нее была внушительная стопка стихов, в душе – дерзость и нерешительность.

“Гордость и Робость”, что пронизали всю ее последующую жизнь и поступки. В этот знаменательный день Марина Цветаева, которой исполнилось 18 лет, постучала в двери русской литературы…

(Включается свет, под музыку идет чтение)

Чтец:

Идешь, на меня похожий,
Глаза устремляя вниз.
Я их опускала – тоже!
Прохожий, остановись!

Прочти – слепоты куриной
И маков набрав букет,
Что звали меня Мариной
И сколько мне было лет.

Не думай, что здесь – могила,
Что я появлюсь, грозя...
Я слишком сама любила
Смеяться, когда нельзя!

И кровь приливала к коже,
И кудри мои вились...
Я тоже была, прохожий!
Прохожий, остановись!

Ведущий 2: “И главное – я ведь знаю, как меня будут любить…через сто лет,”- писала Цветаева. Так попробуем же прикоснуться к истории “цветаевских правд”, к истории ее жизни и любви.

Марина Цветаева входит и читает стихотворение:

Кто создан из камня, кто создан из глины,-
А я серебрюсь и сверкаю!
Мне дело – измена, мне имя – Марина,
Я – бренная пена морская.

Кто создан из глины, кто создан из плоти –
Тем гроб и нагробные плиты...
– В купели морской крещена – и в полете
Своем – непрестанно разбита!

Сквозь каждое сердце, сквозь каждые сети
Пробьется мое своеволье.
Меня – видишь кудри беспутные эти?-
Земною не сделаешь солью.

Дробясь о гранитные ваши колена,
Я с каждой волной – воскресаю!
Да здравствует пена – веселая пена –
Высокая пена морская!

Ведущий 3: Когда Марина Цветаева отдала в печать сою первую книгу “Вечерний альбом”, ей только что исполнилось 18 лет. Любовь заполняет эту книгу, дышит ею, любовь к маме, сестре, к жизни. Первым, кто прочитал “Альбом” и сразу же на него отозвался, был Максимилиан Волошин.

М.Волошин: “Это очень юная и неопытная книга. Ее нужно читать подряд, как дневник, и тогда каждая строчка будет понятна и уместна. Невзрослый стих Марины, иногда неуверенный в себе и ломающийся, как детский голос, умеет передать оттенки, недоступные стиху взрослому. “Вечерний альбом” – это прекрасная книга, исполненная истинно женским обаянием.”

Чтец:

Звенят-поют, забвению мешая,
В моей душе слова: "пятнадцать лет".

О, для чего я выросла большая?
Спасенья нет!
Еще вчера в зеленые березки
Я убегала, вольная, с утра.
Еще вчера шалила без прически,
Еще вчера!

Весенний звон с далеких колоколен
Мне говорил: "Побегай и приляг!"
И каждый крик шалунье был позволен,
И каждый шаг!

Что впереди? Какая неудача?
Во всем обман и, ах, на всем запрет!
– Так с милым детством я прощалась, плача,
В пятнадцать лет.

Ведущий 4: 5 мая 1911 года Марина приехала в Коктебель к Максимилиану Волошину, другу на всю жизнь, одному из немногих.

Инсценировка: диалог М.Волошина и М.Цветаевой.

Марина: Макс, я выйду замуж только за того, кто из всего побережья угадает, какой мой любимый камень.

Макс: Марина! Влюбленные, как тебе, может, это известно,- глупеют. И когда тот, кого ты любишь, принесет тебе булыжник, ты совершенно искренне поверишь, что это твой любимый камень.

Марина: Макс, я от всего умнею! Даже от любви!

А с камешком сбылось, ибо Сережа чуть ли не в первый день знакомства открыл и вручил мне – величайшая радость – сердоликовую бусину.

(Звучит вальс Шопена, под него появляются юноша и девушка. Они кружатся в вальсе, не сводят друг с друга глаз и обмениваются кольцами.)

Ведущий 1: Сергей и Марина нашли друг друга. Письма, которые они писали друг другу всю жизнь, невозможно читать бесстрастно. Это – потрясение, это невозможный накал страстей, обжигающий и сегодня.

Юноша: “Я живу верой в нашу встречу. Без Вас для меня не будет жизни, живите! Я ничего от Вас не буду требовать – мне ничего не нужно, кроме того, чтобы Вы были живы… Берегите себя. Храни Вас Бог. Ваш С.”

Девушка: “Мой Сереженька! Не знаю, с чего начинать. То, чем и кончу: моя любовь к Вам бесконечна.”

Ведущий 2: Она много писала, вдохновленная Эфроном. Он был единственным, кто ее понял и , поняв, полюбил. А вообще, в жизни ее было много увлечений, но, как однажды сказала Марина Ивановна: “…всю жизнь напролет пролюбила не тех…” Ее доверчивость и неспособность вовремя понять человека – вот причины частых и горьких разочарований.

Исполняется романс А.Петрова “Мне кажется, что вы больны не мной.”

Ведущий 3: До революции Цветаева выпустила три книги, сумев сохранить собственный голос среди пестрого многоголосья литературных школ и течений.

А между тем был канун революции. Шла война, и ей не виделось конца. Мир корчился в неисчислимых страданиях, позоре, унижении. Жалость, боль и печаль переполнили сердце поэтессе.

Чтец:

“Простите меня, мои горы!
Простите меня, мои реки!
Простите меня, мои нивы!
Простите меня, мои травы!”

Мать – крест надевала солдату,
Мать с сыном прощались навеки…
И снова из сгорбленной хаты:
“Простите меня, мои реки!”

Ведущий 4: С 1917 года для Цветаевой настает пора испытаний…

Цветаева: Вы хотите видеть мой день? Пожалуйста: встаю – холод – лужи – пыль –ведра. Пилю, топлю, мою в ледяной воде картошку, которую варю в самоваре. Потом уборка, стирка. Маршрут: в детский сад, за усиленным питанием. Все обеды в одну кастрюльку. Кипячу кофе. Пью. Курю. В 10 часов день окончен; в 11 или 12 я уже в постель. Счастлива лампочкой у самой подушки, тишиной, тетрадкой, папироской, иногда – хлебом…

Ведущий 1: “Жизнь, где мы так мало можем…”- писала Цветаева. Зато сколь много она могла в своих тетрадях! Никогда еще не писала она так вдохновенно и разнообразно. Но голос поэта резко изменился. Из ее стихов навсегда ушли прозрачность, легкость.

Чтец:

Пригвождена к позорному столбу
Славянской совести старинной,
С змеею в сердце и с клеймом на лбу,
Я утверждаю, что – невинна.

Я утверждаю, что во мне покой
Причастницы перед причастьем.
Что не моя вина, что я с рукой
По площадям стою – за счастьем.

Пересмотрите все мое добро,
Скажите – или я ослепла?
Где золото мое? Где серебро?
В моей руке – лишь горстка пепла!

И это все, что лестью и мольбой
Я выпросила у счастливых.
И это все, что я возьму с собой
В край целований молчаливых.

Ведущий 2: С 1912 по 1920 годы Марина Цветаева пишет непрерывно, но ни одной книги не вышло. Только несколько случайных стихов в петербургских “Северных записках”. Знали ее лишь только завзятые любители поэзии.

– Марина Ивановна, Вас не помнят в России.

Цветаева: Нет, голубчик, меня не “не помнят”, а просто не знают.

Ведущий 3: Спустя время выяснилось, что Сергея волной отступления армии Корнилова унесло в Чехию, он стал эмигрантом. Выполняя свою клятву, Цветаева едет к мужу. Прага, Париж, Вандея…Долгие версты и годы.

Чтец:

Тоска по родине! Давно
Разоблаченная морока!
Мне совершенно все равно –
Где – совершенно одинокой

Быть, по каким камням домой
Брести с кошелкою базарной
В дом, и не знающий, что – мой,
Как госпиталь или казарма.

Мне все равно, каких среди
Лиц ощетиниваться пленным
Львом, из какой людской среды
Быть вытесненной – непременно –

В себя, в единоличье чувств.
Камчатским медведем без льдины
Где не ужиться (и не тщусь!),
Где унижаться – мне едино.

Не обольщусь и языком
Родным, его призывом млечным.
Мне безразлично, на каком
Непонимаемой быть встречным!

(Читателем, газетных тонн
Глотателем, доильцем сплетен...)

Двадцатого столетья – он,
А я – до всякого столетья!
Остолбеневши, как бревно,
Оставшееся от аллеи,

Мне все – равны, мне все – равно;
И, может быть, всего равнее –
Роднее бывшее – всего.
Все признаки с меня, все меты,

Все даты – как рукой сняло:
Душа, родившаяся – где-то.
Так край меня не уберег
Мой, что и самый зоркий сыщик

Вдоль всей души, всей – поперек!
Родимого пятна не сыщет!
Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И все – равно, и все – едино.

Но если по дороге – куст
Встает, особенно – рябина ...

Цветаева: Нищета, унижения. В Париже бывали дни, когда я варила суп на всю семью из того, что удалось подобрать на рынке. У Сергея заработки случайные. Мои стихи, поэмы, прозу все чаще отвергают и газеты и журналы.

Чтец:

В огромном городе моем – ночь.
Из дома сонного иду – прочь
И люди думают: жена, дочь, –
А я запомнила одно: ночь.

Июльский ветер мне метет – путь,
И где-то музыка в окне – чуть.
Ах, нынче ветру до зари – дуть
Сквозь стенки тонкие груди – в грудь.

Есть черный тополь, и в окне – свет,
И звон на башне, и в руке – цвет,
И шаг вот этот – никому – вслед,
И тень вот эта, а меня – нет.

Огни – как нити золотых бус,
Ночного листика во рту – вкус.
Освободите от дневных уз,
Друзья, поймите, что я вам – снюсь.

Ведущий 4: Стихи, преодолевая все препоны, воздвигнутые на их пути сталинским режимом, текли в Россию, их везли знакомые и незнакомые, их заучивали. Правда, приходилось читать стихи с опозданием, редко, и оседали они в столах у любителей поэзии в ожидании … когда же “моим стихам настанет свой черед…”

Ведущий 1: В июне 1939 года мать и сын сели в поезд. Отец и дочь уже там, пока еще не в тюрьме, но уже в России. Из Парижа ее с сыном не провожал никто. Еще два года будет длиться Голгофа Марины, ее расплата – за что? – непохожесть? нетерпимость? неумению приспосабливаться к чему бы то ни было? за право быть самой собой?

Расплата за любовь, земную и поэтическую, конкретную и космическую.

Ведущий 2: В начале войны Марина Ивановна вместе с сыном эвакуировалась в Чистополь, а затем в небольшой городок Елабугу.

Цветаева: Я постепенно утрачиваю реальности: меня – все меньше и меньше…Никто не видит, не знает, что я год ищу глазами крюк… Я год примеряю смерть. Все уродливо и страшно. Я не хочу умирать. Я хочу не быть.

Ведущий 3: спустя много лет преподаватель Елабужского педагогического института Наталья Вердеревская напишет:

Чтец:

Два города живут в твоей судьбе
В них неизбывна память о тебе.
Один из них – державная Москва
О ней гремит стоустая молва.

Великий град, отвергнутый Петром,
Твой сладостный венец, твой отчий дом.
Московских храмов сорок сороков,
Блеск куполов и звон колоколов,

Арбатский густолиственный покой
И Пушкин твой над шумною Тверской.
Здесь радостно и горестно жила,
Здесь в каждый камень сердцем ты вросла.

Другой – заштатный русский городок.
Незнаменит, негромок, невысок.
Купеческий лабаз. Глухой забор.
Оконницы затейливый узор.

Здесь не жила ты – здесь ты умерла.
В елабужскую землю ты легла.
Под сосен шум, под золото рябин
Среди холмов прикамских и равнин.

Над Камою светлеют купола.
В последний час свой ты сюда пришла.
Два города единыя Земли
Корнями в землю древнюю ушли.

Взошла звезда и канула звезда
И города связала навсегда.

Ведущий 4: “Нет в мире виноватых,”- сказал когда-то Шекспир. Но может быть, тот, великий, который скажет когда-нибудь, что все виноваты, будет не менее прав.

Ведущий 1: (под музыку “Аве Мария”) Смерть поэта тоже входит в бытие поэта. А его бытие – это жизнь его стихов.

Чтец:

Моим стихам, написанным так рано,
Что и не знала я, что я – поэт,
Сорвавшимся, как брызги из фонтана,
Как искры из ракет,

Ворвавшимся, как маленькие черти,
В святилище, где сон и фимиам,
Моим стихам о юности и смерти,
– Нечитанным стихам! –

Разбросанным в пыли по магазинам
(Где их никто не брал и не берет!),
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед.